Происхождение танго

Танец и сопровождающая его музыка возникли в Аргентине на исходе XIX столетия, когда в страну хлынул поток эмигрантов из Европы, в том числе из Италии. Новоприбывшие естественным образом оседали в Буэнос-Айресе и Монтевидео, скапливаясь в трущобах на окраинах этих портовых городов. Там они смешивались с представителями аргентинского "дна", включая прославленных compadritos - сутенеров и прочих мелких преступников, героев местных легенд.

Эти бедные предместья назывались аррабалями, и именно здесь произошло слияние нескольких музыкальных и танцевальных форм. Двудольная кубинская хабанера и ее европейский вариант андалузское танго, привезенное испанскими танцорами и не имеющее отношения к обычному танго, столкнулись с такими порождениями сельской аргентинской глубинки, как пайяда (поэтическая импровизация, часто исполняемая под простой гитарный аккомпанемент) и скабрезная синкопированная милонга, которая из песни быстро превратилась в популярный у населения аррабалей танец. Потом милонга переплелась с афро-аргентинской кандомбе, ритмически сложной, раскованной пляской, которую compadritos переняли у чернокожих жителей Буэнос-Айреса. Из этой гремучей смеси и родились музыка и танец, известные ныне под именем танго.

В первое время танго не выходило за пределы публичных домов в аррабалях, поэтому высшее общество относилось к нему с презрением. Но благодаря шарманщикам и музыкантам из иммигрантской среды, которые стали включать в свой репертуар эти новые, захватывающие мелодии, оно постепенно проникло в многочисленные кафе и на улицы южных окраин Буэнос-Айреса, населенные более приличной публикой. Примерно на рубеже веков гитару начал вытеснять изобретенный немцами бандонеон - в сочетании со струнными его голос придал танго особое, характерное только для него звучание. Как и джаз, это была принципиально новая музыка. И хотя в ней соединились уже известные стили, она была чем-то большим, чем сумма ее частей.

Первые ранние танго были достаточно откровенными , однако по мере распространения в иммигрантских районах танец стал приобретать новые черты. В мелодиях и стихах с вкраплениями итальянизированного арго (лунфардо) зазвучала острая тоска по Старому Свету в сочетании с горечью разочарования и разбитых любовных надежд, ставших уделом тех, кто перебрался в Латинскую Америку из-за океана. Однако в первое десятилетие XX века, когда танго уже во многом утратило свой вызывающе сексуальный подтекст, представители более состоятельных кругов аргентинского общества все еще недолюбливали этот танец за его "низкое" происхождение. (Отношение к танго резко изменилось к лучшему, когда его услышали и увидели в Париже. Европейское высшее общество не разделяло аргентинских предрассудков, и к началу Первой мировой войны увлечение новым танцем подобно вспыхнувшей эпидемии прокатилось от Парижа до Рима и от Мадрида до Лондона. После того как парижане вынесли танго оправдательный приговор, аргентинская элита репатриировала его и сделала своим фетишем.

Чтобы вознестись до уровня национального символа, танго нуждалось в человеке, который соединил бы в себе черты героя и святого. И в 20-е годы такой человек появился. Его звали Карлос Гардель. Выходец из аррабаля, Гардель был популярным певцом, самым знаменитым исполнителем танго на сцене и на экране. Ему принадлежит множество хитов, в том числе "Por una cabeza" и "Volver". Головокружительная карьера Гарделя стала воплощением тайных чаяний аргентинской бедноты, уповающей на благосклонность фортуны, а трагическая гибель певца в авиакатастрофе (1935) лишь ускорила канонизацию его образа. Для истории музыки важно только то, что творчество Гарделя способствовало распространению жанра tango cancion - баллады в эстрадном стиле, которая предназначалась исключительно для слушания.

Как бы то ни было, благодаря Гарделю танец завершил свое победоносное шествие от периферии к центру. Невероятная популярность певца в начале 30-х и расцвет танго в столицах Европы и Америки помогли музыке и танцу обрести глубокое национальное значение. Танго стало окном в мифическое прошлое: оно будило память о стойких, отважных гаучо и горьком одиночестве иммигрантов. Писатели использовали тему танго в поэзии и прозе, стремясь с его помощью постичь наконец, в чем же состоит неуловимая аргентинская самобытность. Хорхе Луис Борхес в стихотворении "Танго" говорит о фольклорных корнях этого танца, о его рождении "между городом и селом", а также о том, что благодаря ему аргентинцы до сих пор не перестают чувствовать связь со своим национальным прошлым.